looking for angels
Глава 1.
Глава 2.1.
Глава 2.2.
Глава 3.1.
Глава 3.2.
Глава 4.
читать дальше
Солнце не сквозь тюремные решетки, трели птиц не в далеких воспоминаниях, просторная долина не во снах - вот она была, свобода. Только имела ли она какое-нибудь значение? Для Морганы был совершенно точный ответ - нет. Она свое отжила, час ее триумфа давно прошел, цель существования была растоптана в самом начале пути. А если некуда стремиться, то не все ли равно: камера или широкое поле?
Моргану отпустили во время празднования дня летнего солнцестояния, вместе с десятком других пленников. Отпустили без условий, без ограничений, без требований или угроз. Отпустили, потому что через десять лет после заключения поняли-таки, что ведьма совершенно не опасна. Хотя понять это можно было сразу после того, как она потребовала аудиенции у Артура и рассказала ему всю правду о своем "предательстве". Моргана не пожалела времени короля и его совета и подробно разъяснила им, как она попала в руки Моргаузы, что она думала под заклинанием, а что без него, как ее ломало после смерти сестры и тому подобное. Артур при этом пребывал то ли в абсолютно невозмутимом состоянии, то ли в глубоком шоке. Как потом поняла ведьма - скорее всего, первое, потому что ей не поверили. Ни Артур, ни Гвен, ни Гаюс, ни один более влиятельный человек не поверил ее рассказу. Тогда, отчаявшись донести до людей истину, Моргана сказала: "Если вы заключите меня в этот ящик, то я не смогу даже попытаться служить на благо Камелота. Два года моей жизни уже отобраны и выброшены не по моей вине. Неужели вы отберете у меня всю оставшуюся жизнь, чтобы я так и не узнала - каково это: самой управлять своей силой и волей? Я никогда не хотела зла Камелоту и Артуру. Я скажу больше - я хотела помогать ему, как друг и как сестра, даже не зная о наших кровных узах. Он - важный для меня человек и не перестанет им быть. А я хотела и хочу посвятить свою жизнь близким и важным в моей жизни людям". Сказать эти слова было для Морганы словно признаться Артуру в любви, что она, в общем-то, с успехом и сделала. Но король отказался ей верить, ожидая обмана и подвоха, и приказал посадить в темницу вновь. Это подействовало на Моргану, как ветер на свечу, - она потухла, и ее дым уже был никому не нужен.
Через неделю после этой речи можно было понять, что она неопасна и никуда убегать не собирается. Но о заключенной надолго забыли, и понадобилось целых десять лет, чтобы ее выпустили.
Но выпустили уже тогда, когда было поздно - еще не старая, но уже совсем не молодая женщина, потерявшая абсолютно все, в том числе и себя, и свои убеждения, и цели, не знала, куда ей идти. Оставаться в Камелоте она не хотела - город навевал ей радужные воспоминания детства. Но в деревне ей совсем нечем было заняться. Поэтому Моргана решила идти, куда угодно, лишь бы идти и видеть хоть что-то новое. Это странствие было единственной дорогой, на которой была хоть какая-то вероятность найти что-то, что вернуло бы ей интерес к жизни. Но пока она не находила ничего, кроме красивейшей природы, которая совсем перестала вызывать в ней хоть какие-то эмоции. Единственным ее открытием было то, что ноги сами несут ее в сторону, где когда-то стоял лагерь тех самых друидов, к которым она была отправлена Мерлином. И Моргана решила, что даже если их там нет - место может помочь ей обрести хоть капельку прежней себя.
Когда-то в юности Артур любил праздник летнего солнцестояния, даже немного ждал его. Еще три года назад он безмятежно кружил Гвен в танце во время массовых гуляний. А сейчас - полная тоска и затуманенные вином мозги. Он сбежал с праздника, чтобы в кои-то веки побыть одному и не испытывать при этом угрызений совести. Это "побыть одному" всегда превращалось в сеанс самых тоскливых воспоминаний.
Сейчас Артур был расположен к тому, чтобы вспомнить то утро, когда он нашел письмо, выбившее его из колеи на целый месяц.
"Дорогой Артур,
Когда ты будешь читать это письмо, я прошу, помни одну вещь - я всегда, всю жизнь любила только тебя. Я никогда тебе не изменяла и не изменю так, как женщина может изменить мужчине. И как бы ни пошла моя дальнейшая жизнь, и какие люди бы меня потом ни окружали - я никогда тебя не забуду, и мое сердце всегда будет с тобой, если ты этого захочешь.
Недавно со мной произошла довольно странная вещь - люди перестали видеть во мне человека. Я для них - Королева, но все абсолютно забыли, что я и женщина тоже. Как бы я хотела исключить тебя из этого "все", но не могу. Потому что ты тоже перестал думать обо мне как о человеке и друге, спутнике жизни. Ты говоришь о политике, о народе и о Камелоте, и я бесконечно ценю, что тебе интересно мое мнение, но ты забыл - каково это: говорить на более отвлеченные и личные темы, каково это - болтать обо всем подряд. А ведь я помню и знаю, что у тебя это прекрасно получается. Ты уже стал великим королем, но только потому, что всегда считал, что должен им стать. Твой характер не способствует управлению людьми, и я всегда видела, как ты перешагиваешь через себя в трудных решениях. Но ты так погрузился в это, что совсем забыл о своих сильных качествах, которыми бы тебе только и хвастаться. Я оказалась в полном одиночестве со своим желанием поговорить по душам. Ты не разрешил мне узнать о твоих проблемах ни вчера, ни когда-либо еще. Мы незаметно так отдалились друг от друга, что мне показалось невозможным чем-то заполнить эту дыру.
А сейчас считай это моей последней волей - не порочь честь доброго рыцаря, который решился забрать меня из моей золотой клетки. Не проклинай его и не зови предателем – его благородство и заслуги перед Камелотом велики. Я говорю о Ланселоте. В последнее время только он мог стать мне собеседником, с которым можно поговорить на любые темы. Он стал моим другом и духовным братом. Я знаю, что он бесконечно любит меня, и в то же время боится этого своего безумия, потому что я верна тебе и не желаю и не могу разлюбить тебя. Я уехала с ним по своей воле, и даже если мне придется сто раз пожалеть об этом, я не вернусь, потому что предателям нет дороги назад. Я знаю, что унижаю тебя своим беспутством, но не могу иначе. Я не могу заставить себя остаться там, где можно задохнуться от тесных разговоров и пустоты.
Скажи Феонору, что я безумно люблю его, но если с ним что-нибудь произойдет - я узнаю, почувствую и последую за ним хоть на край света. Мерлину скажи, что я благодарна ему и обязана тем, что он сделал для меня возможным полюбить тебя.
Я не прошу прощения, потому что предателей не прощают и потому что моя вина перед тобой огромна. Прощай.
С любовью,
Гвен".
Артур помнил это послание наизусть, так два года назад въелись в него строчки, прочтенные тысячи раз, а потом преданные огню.
Он думал о народе, но забыл о своем подлинном счастье. За исполнением долга потерял личную опору. Не всю, но важную ее часть. То, к чему в глубине души стремился, - ускользнуло и растаяло. Из идеальной реальности, которая воплощала все представления о счастье, остался только верный друг и любимый ребенок-наследник. Королевство стало тяжким и печальным грузом, и ни о каком удовлетворении совершенными делами речь не могла и идти. Связующее звено было утеряно, и как головоломка с потерянной деталью, жизнь не могла принести полное и настоящее удовольствие.
Король Артур стал великим правителем в невозможно короткий срок, но это превратило его жизнь в дырявое решето, через которое всегда высыпалось счастье из-за недостатка сеточек-людей вокруг него.
Мордред проснулся с одной прекрасной мыслью - сегодня он узнает какие-нибудь новости из внешнего мира, из Камелота, и если удача наконец-то улыбнется ему, - узнает новости о Моргане. Наступил его любимый в месяце день, когда он с Альваром и Эхнгерном ходил в деревню, на рынок, собирать слухи и сплетни.
Снаружи палатки доносились какие-то приглушенные голоса и шорохи. Мордред про себя понадеялся, что Альвар с Эхнгерном не испортят ему настроение своими вечными спорами. Он вылез, огляделся по сторонам и вдруг увидел совершенно постороннего человека. Перед ним стояла стареющая, сгорбленная жизнью женщина. Ее некогда смолисто-черные волосы прореживала седина, а кожа была тонкая и бледная, словно она всю жизнь прожила без солнца. Женщина была одета в какие-то серые лохмотья и убогий платок, скрывавший высокий лоб. То ли ярко выделяющиеся на худом лице глаза, то ли какое-то шестое чувство помогли Мордреду догадаться, кто была эта женщина. Это была Моргана, собственной персоной, - женщина, с которой Мордред искал встречи, к которой стремился много лет. Но его мечты рисовали эту встречу совершенно иначе (в них она была как минимум молода и красива, как и десять лет назад). Друид представлял, как упадет к ее ногам, расцелует белые руки и скажет заветное: "Леди Моргана". Но сейчас... Ничто не бросало его к ее ногам, никакая сила не заставляла ее имя слетать с его языка вместе с почетным, давно утраченным титулом.
- Моргана... - только и смог ошарашенно выговорить Мордред.
- Мордред? - она даже не сделала вид, что узнала его, подросшего.
Воцарилась пауза, которой Мордред не предусматривал в своих мечтах. Хотя он вообще не предусматривал такую Моргану.
- Они тебя пытали? - почему-то спросил он. Наверное потому, что вид у нее был очень неважный.
- Нет. Но лучше бы пытали.
- Это еще почему?
- Был бы повод их ненавидеть.
- А сейчас ты их любишь, что ли?
- Нет.
- Так ты за нас?
- Нет.
- За них?
- Нет.
- Но как так?!
- Мне все равно, Мордред. Я бы хотела спокойно дожить свои дни где-нибудь в глухом лесу.
- А как же твой законный трон и...
- Что? То, что говорила мне Моргауза, - ложь. И то, что я слышала в то время, - тоже. Этого не было в моей жизни. Все, что было тогда - не относится ко мне. Это была моя тень, призрак - что угодно, но не я. Я ничего этого не хотела: ни короны, ни магии в Камелоте, ни поверженного Артура - ничего. Поэтому не спрашивай меня, на чьей я стороне. Я хотела бы быть с ними, но Моргауза со своим заклинанием не оставила мне шанса на прощение. Они не верят мне, и поэтому мне с ними не быть. Но я не желаю им зла.
Мордред был шокирован. Он верил в то, что Моргана все делала по своей воле, и что отчаяние ее было временным, и что восстание для нее было важно... А тут...
- Но тогда чего же ты хочешь, теперь, на свободе?
- Ничего. Мне нет пути в Камелот, но и нет пути к вам. Я, наверное, пришла прощаться.
- Нет, стой! - почему-то он все еще хотел задержать эту в одночасье разбившуюся мечту.
- Зачем? Я уже совсем не та твоя фантазия - молодая, сильная, упертая, волевая колдунья. Я просто маленькая никчемная ведьма, непригодная ни к одному делу. Поэтому я прощаюсь.
- Тебе некуда идти, - зачем-то заметил Мордред.
- А не все ли равно? - не изменившись в лице, сказала Моргана.
И тут Мордреда словно по голове ударили - воцарился звон и треск, голос Морганы превратился в гул всего из нескольких слов: "А не все ли равно". Он отступил от нее на шаг, потом на два, потом еще и еще, и еще... Развернулся и со всего духу ринулся вглубь леса. А когда юноша остановился, его мысли выстроились стройными рядами. Моргана потеряла и смысл жизни, и себя. Он потерял десять лет своей молодости на бессмысленную любовь и преданность ей. Он потерял много сил на сопротивление Камелоту. Он потерял возможность найти себе другое занятие, кроме колдовства. Он потерял, потерял, потерял... Сотни таких потерь - значительных и не очень. И самое страшное - он тоже потерял свою цель. Все, к чему он шел - была Моргана: и ее освобождение, и ее правление, и ее желание свергнуть Артура... Все эти цели не имели для Мордреда никакого значения, если они не имели значения для Морганы. Ему было плевать на политику, ему нужна была только одна женщина. Но как можно любить ту, от которой ничего не осталось, кроме испорченной обертки? Как можно любить ту, которая всем своим видом говорит: 'Мне все равно", и при этом сама страдает от собственной апатии? Как можно любить ту, которая прощается так сухо и спокойно, которая не испытывает ничего, словно все эмоции были когда-то давно потрачены и высосаны?
Мордред не мог, и мир потихоньку начал свое разрушение. Он прекрасно знал, что максимализм свойственен юношам и что поддаваться ему не стоит, но целый десяток убитых лет невольно наталкивал Мордреда на мысль о полной бесполезности бытия. Отсутствие плана, идей и надежд на будущее не скрашивали его положение. Его главный наставник, Эхнгерн, сказал бы, что все, что произошло у тебя внутри - не страшно. Потому что страшно только тогда, когда перестаешь творить добро и нести свет людям. Мордред был уверен, что Эхнгерн посоветует ободрить Моргану, развеселить ее и увлечь какой-нибудь новой идеей. Но юноша не хотел и не мог иметь дело с тенью той Морганы, которая была ему дорога, которая спасла его от виселицы и которая готова была отдать жизнь за идею.
Альвар (Мордред знал) посоветовал бы забыть все ее прошлые заслуги и просто попросить ее не мешать их великому делу - разрушению Камелота. Но друид не мог забыть хоть что-нибудь, связанное с этой женщиной, и поэтому Мордред сразу решил ничего не спрашивать у Альвара.
Но это и было, пожалуй, его единственное решение на тот момент. Все остальное имело лишь форму диких хаотичных мыслей и запутанных эмоций. Мордред потерял все опоры внутреннего мира, а новые не могли воздвигнуться в одночасье. И зная свою постоянность, Мордред не мог не бояться остаться с этой опустошенностью навсегда. Юноша не верил, что промежуточные состояния бывают, и бессмысленность жизни он ощущал как приближающийся постоянный кошмар.
И не зря. Потому что детское сознание Мордреда накрепко связало его судьбу с судьбой Морганы, и как бы он ни старался избавиться от этого бремени, ему всегда чудилось - "тогда было лучше".
Кто-то говорил ему, что детские ощущения - самые приятные и желанные. В тринадцать он не верил, потому что впереди горела надежда. В двадцать три он не верил, потому что было страшно поверить. В тридцать три он не верил, потому что казалось, что можно жить моментом. В сорок три он все еще не верил, потому что оказалось, что любви вообще нет. А в пятьдесят три он поверил, и кто-то должен был оказаться виноватым в том, что раньше было лучше, в том, что произошло с Морганой. Виноватым оказался Артур. И Мордред решил, что такую вину можно смыть только кровью.
Мерлин стоял, облокотившись на парапет, и наблюдал, как медленно движется к воротам Камелота сгорбленная фигура Морганы. Он точно не смог бы сказать, что чувствовал в этот момент. Он был виновен во всех ее бедах, но он постоянно хлопотал за то, чтобы ее отпустили, за то, чтобы не держали в сырых страшных камерах, за то, чтобы кормили лучше остальных пленников. Мерлин прекрасно понимал - такими мелочами нельзя смыть вину за загубленную жизнь. Но как иначе он мог помочь человеку, который стал врагом, не перестав быть другом?
Мерлин вздохнул то ли с грустью, то ли с облегчением и перевел взгляд на город, охваченный приготовлениями к празднику. Сзади "незаметно" подошел Артур и хотел было напугать, но Мерлин обернулся и план короля провалился.
- Что это ты тут делаешь? - Артур сделал вид, что недоволен и что хотел бы видеть мага в другом месте.
- Смотрю, как уходит Моргана.
- Зря я тебя послушал и отпустил ее. Была бы она здесь - нам одной заботой меньше. А теперь, я чувствую, поплатимся мы за доброту.
- Нет, Артур. Мы уже это с тобой обсуждали и...
- И сделали вывод, что ты доверчивый болван.
Мерлин не стал спорить с очевидным и сменил тему.
- А что будет на празднике?
- Думаешь, стоит ли идти? - ответил вопросом на вопрос Артур.
- А у меня есть выбор? - Мерлин в притворном удивлении вытаращил глаза.
- Нет, конечно, - Артур с превосходством усмехнулся. - Ну ладно, я пойду. Жду тебя на пиру.
Король ушел, а Мерлин остался созерцать город. О таком Камелоте наверное даже Килгарра не мечтал. И магия, и богатство, и справедливость - все как в предсказании, все, как говорил дракон, все без малейшей погрешности. И что больше всего радовало Килгарру - это то, что все это стало возможно благодаря Мерлину и его таланту внушать доверие людям.
Но в отличие от многих, Мерлин не мог долго почивать на одних и тех же лаврах и, достигнув немалой цели - возвращения магии в Камелот, на ней не остановился. Теперь его взор обратился внутрь себя и, немного покопавшись (правда, не очень глубоко) в себе, Мерлин решил достичь гармонии в своем внутреннем мире. О таком он слышал много раз и в общих чертах знал, как этого достичь. То есть он в общих чертах знал десяток способов достижения гармонии, но их действенность только предстояло проверить.
Мерлин начал с отшельничества, но привычка заботиться и беспокоится за Артура вернула мага через две недели обратно в Камелот. Мерлин пытался постичь тайны жрецов и уверовать в богов, но как оказалось, идол у него был только один, и за этим идолом не надо было далеко ходить. Мерлин учился у друидов магии единения, магии природы, магии естественной гармонии, но хоть это и было ближе всего к желаемому результату, его все равно грызла какая-то тревога. Мерлин пробовал достичь физического совершенства и упорно тренировался вместе с рыцарями, но если магической силой он управлял мастерски, то физическую ощущал как нечто неконтролируемое и жуткое. Мерлин пробовал помогать старикам и детям, и у него неплохо получалось, но это только умножало его вечные волнения.
Так и не сумев найти путь к гармонии, Мерлин решил, что если уж он и существует, то Килгарра должен о нем знать. Маг пошел на любимую полянку, позвал дракона и без предисловий спросил: "Как мне достичь гармонии внутри себя?" На что Килгара ему так же без обиняков ответил: "Полюбить". В глубине души Мерлин ожидал такого ответа и боялся его, потому что любовь стала для него запретной темой для размышлений после свадьбы Артура и Гвен. Маг верил, что она есть, но представление о ней было столь абстрактно и отдалено от реальности, что существовала она словно в параллельном мире.
Но Мерлин не мог не подумать над словами дракона, и эти слова, будь они трижды прокляты, напомнили магу о его неудачах в любви. Причем это не были неудачи из разряда "меня никто не любит', нет. Это была суровая, почти роковая судьба всех его чувств, склонных называться любовью.
Мерлин вспоминал прекрасную, беззащитную Фрею, и его сердце наполнялось такой адской смесью из нежности, горечи, беспокойства, безудержной радости и отчаяния, что магу казалось, что она может прожечь дыру где-то внутри. А может быть, уже прожгла.
Но был и еще один человек, который не был, подобно Фрее, богом или музой. Который проделал долгий тернистый путь к сердцу Мерлина. Этот человек не получил любовь мага как дар свыше, как благословение, а заработал ее своими делами и свершениями, своей внутренней силой и постоянным желанием идти вперед. Но получив эту любовь, он тут же отказался от нее, рассудив, что, может быть, вовсе недостоин. Своим нелогичным выводом он причинял боль и себе, и Мерлину, но продолжал упорно идти по выбранной однажды тропинке. В минуты слабости, даже отчаяния, минуты, которые король стремился спрятать даже от себя, Артур черпал из бездонного колодца силы, чтобы идти дальше. Это были минуты, которые Мерлин хранил, как самое дорогое и важное в своей памяти. Любить ради самоотвержения Мерлин мог, да и выбора у него не было, но для него самого в этих минутах слабости не было ничего.
И начав искать гармонию в себе, Мерлин был вынужден вспомнить, что любовь в его жизни быстро загоралась ярким сигнальным пламенем, светила и предупреждала о скорой катастрофе, разбивалась о скалы, а затем, как некое чудо, горела во льду и светилась в черной тишине. А вспомнив это, о каком внутреннем спокойствии он мог говорить, если жить в постоянном ожидании новой вспышки было его привычкой? Если тихое счастье на берегу озера противоречило самой природе Мерлина? Если размеренное, неспешное, полное рутины существование выворачивало его наизнанку? Если сила хлестала в нем через край, и душа всегда стремилась ввысь?
Конечно, никакой гармонии судьба для Мерлина не предусмотрела. Но ради чего тогда маг продолжал жить, если его предназначение было уже выполнено, постоянная и статичная любовь была невозможна в силу тысячи обстоятельств и особенностей характеров, а магия его была практически совершенна? Мерлин редко задумывался об этом, но когда задумывался, всегда приходил к выводу - он продолжал жить, чтобы было кому понять ценность и неповторимость мгновения, чтобы было кому восхититься мигом, совершить безрассудное безумство и жить, жить каждую секунду, вдыхать жизнь из воздуха и запоминать каждый момент для огромного сундука из мимолетных воспоминаний.
Глава 2.1.
Глава 2.2.
Глава 3.1.
Глава 3.2.
Глава 4.
Десять лет спустя
читать дальше
Солнце не сквозь тюремные решетки, трели птиц не в далеких воспоминаниях, просторная долина не во снах - вот она была, свобода. Только имела ли она какое-нибудь значение? Для Морганы был совершенно точный ответ - нет. Она свое отжила, час ее триумфа давно прошел, цель существования была растоптана в самом начале пути. А если некуда стремиться, то не все ли равно: камера или широкое поле?
Моргану отпустили во время празднования дня летнего солнцестояния, вместе с десятком других пленников. Отпустили без условий, без ограничений, без требований или угроз. Отпустили, потому что через десять лет после заключения поняли-таки, что ведьма совершенно не опасна. Хотя понять это можно было сразу после того, как она потребовала аудиенции у Артура и рассказала ему всю правду о своем "предательстве". Моргана не пожалела времени короля и его совета и подробно разъяснила им, как она попала в руки Моргаузы, что она думала под заклинанием, а что без него, как ее ломало после смерти сестры и тому подобное. Артур при этом пребывал то ли в абсолютно невозмутимом состоянии, то ли в глубоком шоке. Как потом поняла ведьма - скорее всего, первое, потому что ей не поверили. Ни Артур, ни Гвен, ни Гаюс, ни один более влиятельный человек не поверил ее рассказу. Тогда, отчаявшись донести до людей истину, Моргана сказала: "Если вы заключите меня в этот ящик, то я не смогу даже попытаться служить на благо Камелота. Два года моей жизни уже отобраны и выброшены не по моей вине. Неужели вы отберете у меня всю оставшуюся жизнь, чтобы я так и не узнала - каково это: самой управлять своей силой и волей? Я никогда не хотела зла Камелоту и Артуру. Я скажу больше - я хотела помогать ему, как друг и как сестра, даже не зная о наших кровных узах. Он - важный для меня человек и не перестанет им быть. А я хотела и хочу посвятить свою жизнь близким и важным в моей жизни людям". Сказать эти слова было для Морганы словно признаться Артуру в любви, что она, в общем-то, с успехом и сделала. Но король отказался ей верить, ожидая обмана и подвоха, и приказал посадить в темницу вновь. Это подействовало на Моргану, как ветер на свечу, - она потухла, и ее дым уже был никому не нужен.
Через неделю после этой речи можно было понять, что она неопасна и никуда убегать не собирается. Но о заключенной надолго забыли, и понадобилось целых десять лет, чтобы ее выпустили.
Но выпустили уже тогда, когда было поздно - еще не старая, но уже совсем не молодая женщина, потерявшая абсолютно все, в том числе и себя, и свои убеждения, и цели, не знала, куда ей идти. Оставаться в Камелоте она не хотела - город навевал ей радужные воспоминания детства. Но в деревне ей совсем нечем было заняться. Поэтому Моргана решила идти, куда угодно, лишь бы идти и видеть хоть что-то новое. Это странствие было единственной дорогой, на которой была хоть какая-то вероятность найти что-то, что вернуло бы ей интерес к жизни. Но пока она не находила ничего, кроме красивейшей природы, которая совсем перестала вызывать в ней хоть какие-то эмоции. Единственным ее открытием было то, что ноги сами несут ее в сторону, где когда-то стоял лагерь тех самых друидов, к которым она была отправлена Мерлином. И Моргана решила, что даже если их там нет - место может помочь ей обрести хоть капельку прежней себя.
***
Когда-то в юности Артур любил праздник летнего солнцестояния, даже немного ждал его. Еще три года назад он безмятежно кружил Гвен в танце во время массовых гуляний. А сейчас - полная тоска и затуманенные вином мозги. Он сбежал с праздника, чтобы в кои-то веки побыть одному и не испытывать при этом угрызений совести. Это "побыть одному" всегда превращалось в сеанс самых тоскливых воспоминаний.
Сейчас Артур был расположен к тому, чтобы вспомнить то утро, когда он нашел письмо, выбившее его из колеи на целый месяц.
"Дорогой Артур,
Когда ты будешь читать это письмо, я прошу, помни одну вещь - я всегда, всю жизнь любила только тебя. Я никогда тебе не изменяла и не изменю так, как женщина может изменить мужчине. И как бы ни пошла моя дальнейшая жизнь, и какие люди бы меня потом ни окружали - я никогда тебя не забуду, и мое сердце всегда будет с тобой, если ты этого захочешь.
Недавно со мной произошла довольно странная вещь - люди перестали видеть во мне человека. Я для них - Королева, но все абсолютно забыли, что я и женщина тоже. Как бы я хотела исключить тебя из этого "все", но не могу. Потому что ты тоже перестал думать обо мне как о человеке и друге, спутнике жизни. Ты говоришь о политике, о народе и о Камелоте, и я бесконечно ценю, что тебе интересно мое мнение, но ты забыл - каково это: говорить на более отвлеченные и личные темы, каково это - болтать обо всем подряд. А ведь я помню и знаю, что у тебя это прекрасно получается. Ты уже стал великим королем, но только потому, что всегда считал, что должен им стать. Твой характер не способствует управлению людьми, и я всегда видела, как ты перешагиваешь через себя в трудных решениях. Но ты так погрузился в это, что совсем забыл о своих сильных качествах, которыми бы тебе только и хвастаться. Я оказалась в полном одиночестве со своим желанием поговорить по душам. Ты не разрешил мне узнать о твоих проблемах ни вчера, ни когда-либо еще. Мы незаметно так отдалились друг от друга, что мне показалось невозможным чем-то заполнить эту дыру.
А сейчас считай это моей последней волей - не порочь честь доброго рыцаря, который решился забрать меня из моей золотой клетки. Не проклинай его и не зови предателем – его благородство и заслуги перед Камелотом велики. Я говорю о Ланселоте. В последнее время только он мог стать мне собеседником, с которым можно поговорить на любые темы. Он стал моим другом и духовным братом. Я знаю, что он бесконечно любит меня, и в то же время боится этого своего безумия, потому что я верна тебе и не желаю и не могу разлюбить тебя. Я уехала с ним по своей воле, и даже если мне придется сто раз пожалеть об этом, я не вернусь, потому что предателям нет дороги назад. Я знаю, что унижаю тебя своим беспутством, но не могу иначе. Я не могу заставить себя остаться там, где можно задохнуться от тесных разговоров и пустоты.
Скажи Феонору, что я безумно люблю его, но если с ним что-нибудь произойдет - я узнаю, почувствую и последую за ним хоть на край света. Мерлину скажи, что я благодарна ему и обязана тем, что он сделал для меня возможным полюбить тебя.
Я не прошу прощения, потому что предателей не прощают и потому что моя вина перед тобой огромна. Прощай.
С любовью,
Гвен".
Артур помнил это послание наизусть, так два года назад въелись в него строчки, прочтенные тысячи раз, а потом преданные огню.
Он думал о народе, но забыл о своем подлинном счастье. За исполнением долга потерял личную опору. Не всю, но важную ее часть. То, к чему в глубине души стремился, - ускользнуло и растаяло. Из идеальной реальности, которая воплощала все представления о счастье, остался только верный друг и любимый ребенок-наследник. Королевство стало тяжким и печальным грузом, и ни о каком удовлетворении совершенными делами речь не могла и идти. Связующее звено было утеряно, и как головоломка с потерянной деталью, жизнь не могла принести полное и настоящее удовольствие.
Король Артур стал великим правителем в невозможно короткий срок, но это превратило его жизнь в дырявое решето, через которое всегда высыпалось счастье из-за недостатка сеточек-людей вокруг него.
***
Мордред проснулся с одной прекрасной мыслью - сегодня он узнает какие-нибудь новости из внешнего мира, из Камелота, и если удача наконец-то улыбнется ему, - узнает новости о Моргане. Наступил его любимый в месяце день, когда он с Альваром и Эхнгерном ходил в деревню, на рынок, собирать слухи и сплетни.
Снаружи палатки доносились какие-то приглушенные голоса и шорохи. Мордред про себя понадеялся, что Альвар с Эхнгерном не испортят ему настроение своими вечными спорами. Он вылез, огляделся по сторонам и вдруг увидел совершенно постороннего человека. Перед ним стояла стареющая, сгорбленная жизнью женщина. Ее некогда смолисто-черные волосы прореживала седина, а кожа была тонкая и бледная, словно она всю жизнь прожила без солнца. Женщина была одета в какие-то серые лохмотья и убогий платок, скрывавший высокий лоб. То ли ярко выделяющиеся на худом лице глаза, то ли какое-то шестое чувство помогли Мордреду догадаться, кто была эта женщина. Это была Моргана, собственной персоной, - женщина, с которой Мордред искал встречи, к которой стремился много лет. Но его мечты рисовали эту встречу совершенно иначе (в них она была как минимум молода и красива, как и десять лет назад). Друид представлял, как упадет к ее ногам, расцелует белые руки и скажет заветное: "Леди Моргана". Но сейчас... Ничто не бросало его к ее ногам, никакая сила не заставляла ее имя слетать с его языка вместе с почетным, давно утраченным титулом.
- Моргана... - только и смог ошарашенно выговорить Мордред.
- Мордред? - она даже не сделала вид, что узнала его, подросшего.
Воцарилась пауза, которой Мордред не предусматривал в своих мечтах. Хотя он вообще не предусматривал такую Моргану.
- Они тебя пытали? - почему-то спросил он. Наверное потому, что вид у нее был очень неважный.
- Нет. Но лучше бы пытали.
- Это еще почему?
- Был бы повод их ненавидеть.
- А сейчас ты их любишь, что ли?
- Нет.
- Так ты за нас?
- Нет.
- За них?
- Нет.
- Но как так?!
- Мне все равно, Мордред. Я бы хотела спокойно дожить свои дни где-нибудь в глухом лесу.
- А как же твой законный трон и...
- Что? То, что говорила мне Моргауза, - ложь. И то, что я слышала в то время, - тоже. Этого не было в моей жизни. Все, что было тогда - не относится ко мне. Это была моя тень, призрак - что угодно, но не я. Я ничего этого не хотела: ни короны, ни магии в Камелоте, ни поверженного Артура - ничего. Поэтому не спрашивай меня, на чьей я стороне. Я хотела бы быть с ними, но Моргауза со своим заклинанием не оставила мне шанса на прощение. Они не верят мне, и поэтому мне с ними не быть. Но я не желаю им зла.
Мордред был шокирован. Он верил в то, что Моргана все делала по своей воле, и что отчаяние ее было временным, и что восстание для нее было важно... А тут...
- Но тогда чего же ты хочешь, теперь, на свободе?
- Ничего. Мне нет пути в Камелот, но и нет пути к вам. Я, наверное, пришла прощаться.
- Нет, стой! - почему-то он все еще хотел задержать эту в одночасье разбившуюся мечту.
- Зачем? Я уже совсем не та твоя фантазия - молодая, сильная, упертая, волевая колдунья. Я просто маленькая никчемная ведьма, непригодная ни к одному делу. Поэтому я прощаюсь.
- Тебе некуда идти, - зачем-то заметил Мордред.
- А не все ли равно? - не изменившись в лице, сказала Моргана.
И тут Мордреда словно по голове ударили - воцарился звон и треск, голос Морганы превратился в гул всего из нескольких слов: "А не все ли равно". Он отступил от нее на шаг, потом на два, потом еще и еще, и еще... Развернулся и со всего духу ринулся вглубь леса. А когда юноша остановился, его мысли выстроились стройными рядами. Моргана потеряла и смысл жизни, и себя. Он потерял десять лет своей молодости на бессмысленную любовь и преданность ей. Он потерял много сил на сопротивление Камелоту. Он потерял возможность найти себе другое занятие, кроме колдовства. Он потерял, потерял, потерял... Сотни таких потерь - значительных и не очень. И самое страшное - он тоже потерял свою цель. Все, к чему он шел - была Моргана: и ее освобождение, и ее правление, и ее желание свергнуть Артура... Все эти цели не имели для Мордреда никакого значения, если они не имели значения для Морганы. Ему было плевать на политику, ему нужна была только одна женщина. Но как можно любить ту, от которой ничего не осталось, кроме испорченной обертки? Как можно любить ту, которая всем своим видом говорит: 'Мне все равно", и при этом сама страдает от собственной апатии? Как можно любить ту, которая прощается так сухо и спокойно, которая не испытывает ничего, словно все эмоции были когда-то давно потрачены и высосаны?
Мордред не мог, и мир потихоньку начал свое разрушение. Он прекрасно знал, что максимализм свойственен юношам и что поддаваться ему не стоит, но целый десяток убитых лет невольно наталкивал Мордреда на мысль о полной бесполезности бытия. Отсутствие плана, идей и надежд на будущее не скрашивали его положение. Его главный наставник, Эхнгерн, сказал бы, что все, что произошло у тебя внутри - не страшно. Потому что страшно только тогда, когда перестаешь творить добро и нести свет людям. Мордред был уверен, что Эхнгерн посоветует ободрить Моргану, развеселить ее и увлечь какой-нибудь новой идеей. Но юноша не хотел и не мог иметь дело с тенью той Морганы, которая была ему дорога, которая спасла его от виселицы и которая готова была отдать жизнь за идею.
Альвар (Мордред знал) посоветовал бы забыть все ее прошлые заслуги и просто попросить ее не мешать их великому делу - разрушению Камелота. Но друид не мог забыть хоть что-нибудь, связанное с этой женщиной, и поэтому Мордред сразу решил ничего не спрашивать у Альвара.
Но это и было, пожалуй, его единственное решение на тот момент. Все остальное имело лишь форму диких хаотичных мыслей и запутанных эмоций. Мордред потерял все опоры внутреннего мира, а новые не могли воздвигнуться в одночасье. И зная свою постоянность, Мордред не мог не бояться остаться с этой опустошенностью навсегда. Юноша не верил, что промежуточные состояния бывают, и бессмысленность жизни он ощущал как приближающийся постоянный кошмар.
И не зря. Потому что детское сознание Мордреда накрепко связало его судьбу с судьбой Морганы, и как бы он ни старался избавиться от этого бремени, ему всегда чудилось - "тогда было лучше".
Кто-то говорил ему, что детские ощущения - самые приятные и желанные. В тринадцать он не верил, потому что впереди горела надежда. В двадцать три он не верил, потому что было страшно поверить. В тридцать три он не верил, потому что казалось, что можно жить моментом. В сорок три он все еще не верил, потому что оказалось, что любви вообще нет. А в пятьдесят три он поверил, и кто-то должен был оказаться виноватым в том, что раньше было лучше, в том, что произошло с Морганой. Виноватым оказался Артур. И Мордред решил, что такую вину можно смыть только кровью.
***
Мерлин стоял, облокотившись на парапет, и наблюдал, как медленно движется к воротам Камелота сгорбленная фигура Морганы. Он точно не смог бы сказать, что чувствовал в этот момент. Он был виновен во всех ее бедах, но он постоянно хлопотал за то, чтобы ее отпустили, за то, чтобы не держали в сырых страшных камерах, за то, чтобы кормили лучше остальных пленников. Мерлин прекрасно понимал - такими мелочами нельзя смыть вину за загубленную жизнь. Но как иначе он мог помочь человеку, который стал врагом, не перестав быть другом?
Мерлин вздохнул то ли с грустью, то ли с облегчением и перевел взгляд на город, охваченный приготовлениями к празднику. Сзади "незаметно" подошел Артур и хотел было напугать, но Мерлин обернулся и план короля провалился.
- Что это ты тут делаешь? - Артур сделал вид, что недоволен и что хотел бы видеть мага в другом месте.
- Смотрю, как уходит Моргана.
- Зря я тебя послушал и отпустил ее. Была бы она здесь - нам одной заботой меньше. А теперь, я чувствую, поплатимся мы за доброту.
- Нет, Артур. Мы уже это с тобой обсуждали и...
- И сделали вывод, что ты доверчивый болван.
Мерлин не стал спорить с очевидным и сменил тему.
- А что будет на празднике?
- Думаешь, стоит ли идти? - ответил вопросом на вопрос Артур.
- А у меня есть выбор? - Мерлин в притворном удивлении вытаращил глаза.
- Нет, конечно, - Артур с превосходством усмехнулся. - Ну ладно, я пойду. Жду тебя на пиру.
Король ушел, а Мерлин остался созерцать город. О таком Камелоте наверное даже Килгарра не мечтал. И магия, и богатство, и справедливость - все как в предсказании, все, как говорил дракон, все без малейшей погрешности. И что больше всего радовало Килгарру - это то, что все это стало возможно благодаря Мерлину и его таланту внушать доверие людям.
Но в отличие от многих, Мерлин не мог долго почивать на одних и тех же лаврах и, достигнув немалой цели - возвращения магии в Камелот, на ней не остановился. Теперь его взор обратился внутрь себя и, немного покопавшись (правда, не очень глубоко) в себе, Мерлин решил достичь гармонии в своем внутреннем мире. О таком он слышал много раз и в общих чертах знал, как этого достичь. То есть он в общих чертах знал десяток способов достижения гармонии, но их действенность только предстояло проверить.
Мерлин начал с отшельничества, но привычка заботиться и беспокоится за Артура вернула мага через две недели обратно в Камелот. Мерлин пытался постичь тайны жрецов и уверовать в богов, но как оказалось, идол у него был только один, и за этим идолом не надо было далеко ходить. Мерлин учился у друидов магии единения, магии природы, магии естественной гармонии, но хоть это и было ближе всего к желаемому результату, его все равно грызла какая-то тревога. Мерлин пробовал достичь физического совершенства и упорно тренировался вместе с рыцарями, но если магической силой он управлял мастерски, то физическую ощущал как нечто неконтролируемое и жуткое. Мерлин пробовал помогать старикам и детям, и у него неплохо получалось, но это только умножало его вечные волнения.
Так и не сумев найти путь к гармонии, Мерлин решил, что если уж он и существует, то Килгарра должен о нем знать. Маг пошел на любимую полянку, позвал дракона и без предисловий спросил: "Как мне достичь гармонии внутри себя?" На что Килгара ему так же без обиняков ответил: "Полюбить". В глубине души Мерлин ожидал такого ответа и боялся его, потому что любовь стала для него запретной темой для размышлений после свадьбы Артура и Гвен. Маг верил, что она есть, но представление о ней было столь абстрактно и отдалено от реальности, что существовала она словно в параллельном мире.
Но Мерлин не мог не подумать над словами дракона, и эти слова, будь они трижды прокляты, напомнили магу о его неудачах в любви. Причем это не были неудачи из разряда "меня никто не любит', нет. Это была суровая, почти роковая судьба всех его чувств, склонных называться любовью.
Мерлин вспоминал прекрасную, беззащитную Фрею, и его сердце наполнялось такой адской смесью из нежности, горечи, беспокойства, безудержной радости и отчаяния, что магу казалось, что она может прожечь дыру где-то внутри. А может быть, уже прожгла.
Но был и еще один человек, который не был, подобно Фрее, богом или музой. Который проделал долгий тернистый путь к сердцу Мерлина. Этот человек не получил любовь мага как дар свыше, как благословение, а заработал ее своими делами и свершениями, своей внутренней силой и постоянным желанием идти вперед. Но получив эту любовь, он тут же отказался от нее, рассудив, что, может быть, вовсе недостоин. Своим нелогичным выводом он причинял боль и себе, и Мерлину, но продолжал упорно идти по выбранной однажды тропинке. В минуты слабости, даже отчаяния, минуты, которые король стремился спрятать даже от себя, Артур черпал из бездонного колодца силы, чтобы идти дальше. Это были минуты, которые Мерлин хранил, как самое дорогое и важное в своей памяти. Любить ради самоотвержения Мерлин мог, да и выбора у него не было, но для него самого в этих минутах слабости не было ничего.
И начав искать гармонию в себе, Мерлин был вынужден вспомнить, что любовь в его жизни быстро загоралась ярким сигнальным пламенем, светила и предупреждала о скорой катастрофе, разбивалась о скалы, а затем, как некое чудо, горела во льду и светилась в черной тишине. А вспомнив это, о каком внутреннем спокойствии он мог говорить, если жить в постоянном ожидании новой вспышки было его привычкой? Если тихое счастье на берегу озера противоречило самой природе Мерлина? Если размеренное, неспешное, полное рутины существование выворачивало его наизнанку? Если сила хлестала в нем через край, и душа всегда стремилась ввысь?
Конечно, никакой гармонии судьба для Мерлина не предусмотрела. Но ради чего тогда маг продолжал жить, если его предназначение было уже выполнено, постоянная и статичная любовь была невозможна в силу тысячи обстоятельств и особенностей характеров, а магия его была практически совершенна? Мерлин редко задумывался об этом, но когда задумывался, всегда приходил к выводу - он продолжал жить, чтобы было кому понять ценность и неповторимость мгновения, чтобы было кому восхититься мигом, совершить безрассудное безумство и жить, жить каждую секунду, вдыхать жизнь из воздуха и запоминать каждый момент для огромного сундука из мимолетных воспоминаний.
@темы: я ж пишу как чумачечи, Merlin, etc